Тосты Чеширского кота - Бабушкин Евгений
– Что случилось, боец? – спросил он.
– Прыщи замучили, товарищ прапорщик, – простонал Станиславский, – бреюсь ежедневно холодной водой, и вот что творится. Никакой гигиены. Посмотрите!
И Станиславский для наглядности влез раскрашенной гуашью щекой прямо в глаз Самородко.
– Ну, ну, тише ты, – брезгливо отстранился Золотой, – что же ты мне плачешься, чем я тебе помогу… Может, тебе бабы не хватает? К доктору иди…
– Не нужен тут доктор. Тут лосьон после бритья нужен.
– Так купи.
– Увольнительных нет, товарищ прапорщик! Сами знаете, мы все шесть-через-шесть дежурим… А вы же в Тикси бываете? Купите мне «Розовой воды» парочку. Вот деньги. Здесь ровно!
И Станиславский положил на стол два рубля.
Момент был решительный. «Розовая вода» стоила семьдесят три копейки, и Золотой несомненно это знал.
– Ладно, если только ровно, чтоб со сдачей не возиться, – нехотя сказал Самородко и быстро сунул два рубля в карман. Ему доставалось больше полтинника. Сделка явно была выгодной.
– Товарищ прапорщик, – закричал Толстый, и мне парочку без сдачи, ну пожалуйста. У меня тоже прыщи!
– И у меня!
– И у меня!
– А у меня вот какой! На носу! Без сдачи!
Мы окружили прапорщика. Рубли сыпались на него градом.
– Эк же вы все запаршивели, – бормотал Самородко, пристраивая мятые рубли по карманам. Калькулятор в его глазах щелкал, показывая пятьдесят четыре копейки чистой прибыли с каждых двух рублей.
– Послезавтра принесу, – посулил нам Самородко, – мажьтесь на здоровье.
Вербовка состоялась успешно.
Через два дня белое полярное солнце осветило фигуру прапорщика Самородко. Он шел пешком по единственной грунтовой дороге на Площадку. Видимо, попутка задерживалась, и Золотой решил прогуляться по редкой хорошей погоде. В левой руке прапорщик нес неизменный крокодиловый портфель, а в правой сжимал раздувшуюся пузырем авоську, битком набитую фунфыриками лосьона. Пузырьки сверкали на солнце розовыми бриллиантами.
– Он что, идиот? – прошептал Чебурген, наблюдавший за прибытием Золотого, – как же так, на виду? Не мог в портфель спрятать?
– А что ему, козлу, он деньги взял, остальное наши проблемы.
– Эй, крендели, бегите, отвлеките Пузыря, а то неровен час…
Пес Курсант бросился под ноги Самородко, залаял громко, замахал хвостом, здороваясь с ним.
В ту же секунду из-за угла роты появился майор Пузырев и, сощурившись, принялся вглядываться против солнца, кого это там приветствует собачка.
Сверкание авоськи озадачило майора.
Он подождал, пока прапорщик приблизится. Мы рассредоточились в ожидании катастрофы.
– Здравия желаю, товарищ майор, – сказал Золотой, пытаясь отдать честь авоськой с лосьоном.
– Здорово, вредитель, – неприветливо ответил Пузырь, – что это у тебя? Зачем принес?
– Да вот, лосьон бойцам, для гигиены… прыщи у них…
– Прыщи?! Ты что, охренел, товарищ прапорщик? Они его пьют!
– Как пьют? Тут же написано «для наружного потребления»…
– Им все равно. У этих скотов, что внутри, что снаружи, все мехом поросло. Дать сюда!
И Пузырь, реквизировав авоську с нашим лосьоном, отправился в Техздание.
Бес метнулся в роту, включил ГГСку и затараторил.
– Блюм, мы спалились, Пузырь несет посылку к себе, проследите!
Ещё через четверть часа Блюм сообщил, что Пузырь прошел с авоськой к себе в кабинет, а прослушивание под дверью показало, что флаконы были сгружены в шкаф, а не заперты в сейф.
Да, это была трагедия, но не катастрофа.
Вечером собрался Военный Совет. Председательствовал Бес.
– Что делать? – задал он извечный русский вопрос, – и кто виноват?
Виноватым был однозначно определен пес Курсант, не вовремя привлекший внимание Пузыря своим лаем.
Что делать – было пока неясно.
Чебурген предложил взять кабинет штурмом. Предложение было отклонено как экстремистское.
– Не наш метод, – вздохнул Станиславский, – а жаль…
– Нужно по-тихому и без улик, – сказал Блюм. – Нет у нас ученого кота, можно было бы через форточку запустить.
Тут все посмотрели на Царя Додона. Размерами он не сильно отличался от кошки.
– Пошли, – сказал Бес, – лестница есть на чердаке. Нужен ещё нож, отвертка и пассатижи.
Стояла белая ночь, солнце тронуло край земли и вновь отправилось в свой вечный путь. Облака на горизонте окрасились розовым, напоминая о томившемся в заточении лосьоне.
Мы прислонили лестницу к окну майорова кабинета. Бес аккуратно развинтил решетку, установленную явно от добрых людей, а не от желающих выпить солдат. Сапожным ножом проник в зазор между тройной рамой и форточкой и довольно быстро откинул крючок.
Настала очередь Додона.
Он скинул одежду, оставшись в одних кальсонах, ужом провернулся в окно, а Бес подстраховывал его, держа за ноги. Царь Додон уперся руками о подоконник, сложился пополам и плавно сполз в кабинет майора Пузырева. С этого момента Додон и мы все вместе с ним стали военными преступниками, но нам очень хотелось выпить.
Додон осмотрелся. Шкаф был заперт, но ключик обнаружился в ящике стола. Наши флакончики были на месте. Майор аккуратно составил их в углу рядом с яловыми офицерскими сапогами и парой собачьих унтов.
Додон передал склянки Бесу и остался в кабинете майора. Завершился лишь первый этап операции.
На пищеблоке мы перелили лосьон в литровую банку. Вскрыли консервированную свеклу и набодяжили с сырой водичкой раствор соответствующего розового цвета. Толстый сбегал в роту за аптечкой, и мы в шесть рук и в три пипетки наполнили опустевшие фунфырики красивым розовым, правда, без запаха, раствором.
– А если Пузырь откроет и понюхает, – заявил Станиславский, – то пусть все претензии Самородко предъявляет. Что за херню он нам принес?
Мы побежали в Техздание, где в майоровом кабинете мерз в кальсонах Царь Додон и переправили ему фальшивый лосьон.
Далее все было проделано в обратном порядке. Шкаф заперт, ключ спрятан, форточка закрыта, крючок опущен посредством петли из лески, а решетка привинчена на прежнее место.
– Ещё крепче, чем было. Теперь Пузырю воров бояться нечего, – заявил довольный Бес.
Мы вернули лестницу на чердак и отправились пить лосьон.
На вкус он оказался ужасной гадостью, не помогала никакая закуска. Ощущение было такое, как если бы вы разжевали кусок туалетного мыла, а затем запили бы его глотком теплой водки.
Было невкусно. Но мы обещали, присягая, стойко переносить тяготы и лишения военной службы, и допили лосьон до конца.
После пьянки я позвонил Панфилу.
– Ничего, Бабай, будем еще и коньяки пивать, – утешил он меня и прочёл:
И ещё:
